В российских школах прошли выпускные балы. Вчерашние школьники выходят во взрослую жизнь. Многим из них — по 18 лет... Впереди у многих — студенчество. Какая она — современная молодежь? Мы спросили об этом протоиерея Алексия Уминского, настоятеля храма Живоначальной Троицы в Хохлах (Москва).
— Сейчас говорят, что нынешнее молодое поколение — инфантильное. Вы согласны?
— Мне кажется, вопрос об инфантильности относится, прежде всего, к старшему поколению. Это заметно и просто в культурном контексте. Вы заметьте, что сегодня молодые люди, например и люди старшего поколения, поколения родителей, примерно одинаково одеваются. Можно встретить шестидесятилетнего человека седого, но с серьгой в ушах, с татуировкой, в рваных джинсах и кедах. Мы видим молодящихся пожилых женщин, которые носят мини-юбки и активно используют яркий макияж, что выглядит странно. Так что еще вопрос, кто инфантильный, кто не хочет жить в своем возрасте, кто не признает старости, как возраста благодатной мудрости, другого ритма жизни.
Поэтому и молодежь к зрелости приходит иными путями, не подражая нам. Нет у них в этом смысле примера для подражания, нет психологическо-социальной поколенческой границы. Все смешалось очень сильно.
В наше время мы очень хорошо понимали, где проходит граница: «Не верь тому, кому за тридцать».
— А в смысле гражданской позиции, ответственности за окружающее?
— Вне всякого сомнения, сегодня те, кто становится настоящим центром гражданского общества — прежде всего студенческая молодежь. Молодежь, которая активно реагирует на происходящее. Прежде всего, это видно в волонтерском движении — неравнодушие, желание послужить ближним, проявить себя. И эти вещи внерелигиозны. Они объединяют вокруг себя христианскую молодежь и не христианскую молодежь, людей, которые ходят в церковь, и людей, которые к Церкви относятся даже враждебно, в силу максимализма своего возраста.
Вообще молодежь, — она очень разная, даже сверхразная. Это одно из новых, интересных сегодняшних явлений. Молодежь не является какой-то средой, которую можно разделить по определенным категориям, с той легкостью, как можно было сделать раньше. В Советском Союзе было просто — формальная молодежь, неформальная, — комсомольцы и какие-нибудь хиппи. Сразу все четко, понятно кто какой, кто откуда. А сейчас совершенно такого нет критерия.
— Кто-то сказал, что сегодня молодежи труднее прийти к вере, чем, скажем, в 80-е годы. Вы согласны?
— Я не знаю, как сегодня молодежь приходит к вере. Мне кажется, что она никак не приходит.
Либо речь о молодежи, которая уже воспитана в вере с детства. Либо — о молодежи, которая просто ищет всего, всего, всего, в том числе, рассматривает для себя возможными религиозные идеи. И сегодня для молодежи различные религиозные идеи находятся в одинаковой плоскости интересов.
В этом смысле не надо делать никаких иллюзий по поводу такого молодежного поиска. Об этом в свое время отец Александр Шмеман очень хорошо сказал, что молодежь — это наиболее нестабильная, с точки зрения веры, масса. Потому, что не имея собственного жизненного опыта, люди легко очень быстро увлекаются идеями, очень быстро зажигаются этими идеями, также быстро остывают, быстро перебегают от одной к другой, от одного яркого и такого харизматического человека к другому.
Такое очень неспокойное, не устоявшееся время. Поэтому, поиск веры здесь — не собственно поиск веры, а просто активная жизненная заинтересованность, которая может включать в себя, в том числе, и религиозные вопросы. Или наоборот, может их с такой же легкостью и глупостью в том числе отвергать. Тут религиозный поиск и религиозное отторжение могут быть на одинаковом поверхностном уровне.
Мне кажется, что настоящий религиозный поиск — это все-таки знак зрелости.
— У вас в приходе много молодежи?
— Никогда не подсчитывал. У меня никогда не было идеи как-то поколенчески разделять приход. Я просто знаю, что основная часть прихожан — это все-таки активно работающие зрелые люди после тридцати лет.
Есть и старшие подростки, которые только закончили школу, собираются становиться студентами. Есть разные люди. Это в советской школе было понятно, что есть октябрята, есть пионеры, а есть комсомольцы. А в приходе — как-то странно выделять. В храме все должны быть друг другу интересны. У нас вся приходская жизнь — общая, не разделена на какие-то возрастные категории. Все делают общее дело.
— А подростки — 13 — 17 лет?
— Это не молодежь. Все-таки с молодежью мы привыкли считать людей, достигшие возраста, когда они могут избирать и быть избранными или когда они, например, в брак имеют право вступать. Это уже возраст взрослости, самостоятельности, собственных решений.
Когда мы говорим о подростках, мы должны понимать, что мы говорим именно о подростках.
Подростки вместе с людьми постарше участвуют в нашем молодежном театре. У нас есть занятия со старшими подростками, в том числе, которым мы выделяем специальную группу для воскресной школы. Они с удовольствием ходят на «заседания» нашего киноклуба, в том числе. Принимают участие в приходских делах, ярмарках.
— Подростки задают «трудные» вопросы?
— На то они и подростки, чтобы иметь возможность задавать всякие неудобные вопросы. Общение с подростками — это всегда напряженное и благодарное занятие. Благодарное, когда ты понимаешь, что вот говоришь, а тебя слушают.
Когда мне было 16 лет, и со мной говорил 55-летний «старик», я думал: «Что он вообще понимает! Быстрее бы уж заканчивал свою ерунду!» И всячески демонстрировал свое отношение. Мне казалось, что люди, которым больше 30 лет и жить-то дальше незачем — они утонули в мещанстве.
И вот когда сейчас я говорю подросткам о каких-то серьезных вещах, как со взрослыми людьми, очень приятно, что они с большим вниманием слушают, задают вопросы, доверяют. Спрашивают о каких-то своих собственных школьных проблемах: а как поступать в таком или в другом случае?
Это все та прекрасная церковная повседневность, в которой мы живем. И ты смотришь на них и радуешься. Поводов для радости — немало. Вот, например, наши старшие подростки закончили сейчас этот учебный год, окончили школу, в том числе, — воскресную школу. Я говорю: «Ну, все, ребята, у нас сегодня с вами был последний урок». Они удивляются: «Как последний? А что, мы больше не будем заниматься вместе, а что уже нам не о чем поговорить?»
Я-то думал, что вот, сейчас закончил занятия, отдышусь немного в следующем году, — ребята то уже они взрослые. А они мне говорят, что не хотят заканчивать. Значит, мне придется придумывать с ними какие-то новые вещи, причем общаться уже не с подростками, а с молодыми взрослыми людьми. И для меня это новый такой шаг, новое напряжение, ну и новая головная боль. Но и та самая радостная церковная повседневность. Для меня очень важны и неожиданны слова о том, что они хотят заниматься дальше. Я буду сейчас думать как сделать так, чтобы им было интересно уже на новом уровне.
Беседовала Оксана Головко
По материалам http://www.pravmir.ru/nastoyashhiy-religioznyiy-poisk-znak-zrelosti-a-ne-molodosti/